и убили выстрелом в затылок!
— Это кого же?
— Да был тут комфлота… Без буксиров на «Чабаненко» швартовался. Пирс разворотил, ясное дело. И за свои рога зампотыла наказал — типа, тот пирс непрочно построил.
— Так его и правда…?
— Кровавая гэбня не шутит… Вздрогнем!
— Тут блин безо всякой стопки вздрогнешь. Ладно, дед. Стас в машине заждался уже. Что мне делать?
— А ты сколько раз предложение повторял?
— Четыре.
— До пятнадцатого января повтори еще несколько раз. Грузи ее чем хочешь. Ниточки тяни. Тут только надеяться можно, что какая-то сработает, рассчитывать нельзя. А потом забудь. Видно, неправ я, старый корч, оказался. Зря, блин, в сказки верил.
— А почему именно пятнадцатое, дед?
Старик поднимается, аккуратно составляет посуду друг на друга, несет в раковину. Говорит, не оборачиваясь:
— Обратный отсчет от визита заклятых друзей. К их приходу надо что-то предъявить. Иначе они смекнут, что мы своими трофеями не рулим. А ноги на стол положить, зачморить оппонента, почуяв слабину — это у политиков спорт на всех уровнях, от хижины вождя до Овального кабинета. Ну вот, их приход — начало июня. За весну надо же что-то подготовить. Ну и до весны полтора месяца — запас по времени. Придется новую тактику выдумывать, раз эта не сработала.
Внук хмурится, натягивает шинель. Нахлобучивает шапку, привычно выравнивает кокарду. Щелкает каблуками, направляется к двери. Несколько мгновений думает; потом, так ничего и не сказав, открывает дверь.
За дверью снег и метель; за дверью северный ветер.
* * *
Северный ветер стекает со Скалы. Гибралтарская крепость дремлет; пролив, наоборот — пляшет, кидается уже гребешками с верхушек волн.
Линейный корабль Флота Тумана, он же — линейный корабль Краснознаменного Черноморского Флота… А что, собственно, такое линейный корабль?
Обычный военный корабль в самом деле можно счесть живым существом — громадным, наподобие кита. Сопят котлы, гудят на низах или воют на высоких оборотах турбины. По палубе то справа, то слева — волны горячего выдоха механизмов, сквозняк от тяги громадных вентиляторов, жадно загоняющих влажный соленый воздух во внутренние помещения. Хлопают клапана, посвистывает магистраль высокого давления — травит где-то, зараза! — и вот уже хлоп-хлоп крышки люков, стук и бряк инструментов боцманской команды, спешащей на устранение неисправности…
С этой точки зрения, корабль Тумана больше всего похож на зомби. Начать с того, что все известные корабли Тумана изображают утопленников. То ли потому, что в глубине у них других образцов для копирования нет. То ли еще почему — логика-то нечеловеческая, гадать можно до морковкина заговенья.
Вот — утонувший и воскресший «Новороссийск». Длина почти двести метров. Силуэт красивый, итальянцы строили. Потомки Да Винчи вывели четкую, без погиби, линию борта. На длинном — аж до третьей башни, за грот-мачту — полубаке: ступенями первая и вторая башни; и так же ступенями к небу — носовая надстройка. Ходовой, боевой мостики; боевые марсы, площадки зенитных автоматов, уши дальномера-первого, полочка радара, единственный рей — для антенн и флагового такелажа. Понижение в силуэте — две трубы. Трубы — вдесятером не обхватишь; ну так и ширина лодочки двадцать восемь метров. Кормовая надстройка еще чуть ниже труб, но уже верхушка трехногой грот-мачты — высшая точка корабля. А затем ступенями вниз еще две башни главного калибра, у которых и заканчивается линия полубака — ют пониже, корма округлая, с заметным подзором, зрительно как будто не касается воды.
Корабельные архитекторы умело ведут зрителя — вверх-вниз, вверх-вниз, в точно рассчитанных пропорциях. А что эти пропорции еще и оптимальны для остойчивости, для ходкости, для верткости такого вот громадного корабля — кто хочет, пусть говорит: случайность. Наследники Микеланджело уверены: промысел Божий открывается человеку не только во фресках, не только в бликах мрамора на скульптурах — но еще и в миллиметрах главного калибра, в обводах, в покрытии необрастающего борта!
Несмотря на красоту, корабль страшен. При близком рассмотрении слишком хорошо различимо — нет люков, трапов, леерных ограждений, иллюминаторов, воздуховодов. Нет и внутренних объемов, куда бы все это вело. На корабле нет людей, которых нужно питать, омывать, беречь от чужих снарядов. Весь корабль — все двадцать девять тысяч тонн водоизмещения, все десять орудий главного калибра, с итальянским изяществом размещенные неравномерно по башням — три, два, два, три — все это только наклейка, вывеска. Этикетка на ядре нечеловеческой мощности, на непонятных принципах сборки, управления, на невообразимых и непредставимых целях.
Глыба корабля — не то, чем кажется; и потому совершенно непонятно, чего можно ждать от подобного… существа? Сооружения? Артефакта?
И наблюдатели Гибралтарской скалы ежатся, когда исполин проносится полным ходом — из Атлантики в Альборан, и клочок Андреевского флага на грот-мачте успокаивает их не слишком.
* * *
— Слишком торопимся… — говорит человек. Она уже привыкла выделять «своего» человека из остальных. Но как не понимала раньше, так не понимает и теперь. Человеку совершенно не с кем разговаривать на вахтах — он вываливает на аватару все, что знает. Казалось бы, нужен собеседник — так в кубрике тридцать лбов личной охраны. Судя по тому, какими словами там обмениваются — совершенно не идиоты. По крайней мере, обсудить с «ее» человеком всякие ритуальные гонки за мячиком, какие-то оценки за что-то какого-то мелкого родича непонятной степени близости — вполне в состоянии.
А уж когда человек начинает «петь песни»! Право, лучше бы «пить водку»! Корабль Флота Тумана не может не разбираться в резонансе, защита ведь вся вибрационная. И негармоничное вытье человека — царапает, почти как скользящий по защите снаряд.
Кстати, можно ли считать родичами три лидера, спящие сегодня в Инкерманском ковше? Линкор «Джулио Чезаре» — флагман Средиземноморского Флота Тумана. Теперь — флагман. После «Веллиента», после взрыва «Роднея»… Люди все же имели средство; а может, судорожно разыскали его прямо в ходе войны. Но — торпеда в кавитационном пузыре обеспечивает вполне пристойную даже по меркам туманников скорость. А боеголовка торпеды часто содержит не бессильный гексоген, даже не щекотный ТГА — но что-то необъяснимое, изначальное, опасное даже для самого ядра; уничтожающее самый воздух, самую основу для всякого синтеза.
И так люди ухитрились выбить многих и многих туманников. Это уже потом вирус научился проникать в ядро, устанавливать квантовый канал с Главным Человеком где-то посреди Континента, захватывать туманника в плен. При неповиновении ядро пленника прожигает иглой пламени, сжимает ледяными тисками, выгрызает изнутри неутолимой жаждой действия — при полном бессилии отключенных наглухо исполнительных механизмов… Как-то с тоски она насчитала семьдесят два вида боли: кнут по ней применяли ровно столько раз,
